— Всё, хватит, натерпелась. Подаю заявление на развод! — в сердцах кричала Петровна.

— Да подавай, подавай, испугала. Я, может, всю жизнь только об этом и мечтал, — сося папироску, махал рукой подвыпивший Семёныч.

— И подам, думаешь, не подам? Завтра же пойду в суд и отдам лично Валентине Ивановне.

И они развелись.

Написали объявление о размене трехкомнатной квартиры.

Петровна была на пенсии.

Семёныч ещё работал и зарабатывал неплохо.

На следующий день после развода он пришёл, как обычно, на обед домой.

И только дома вспомнил, что они ведь развелись, а он для себя обеда, конечно, не приготовил.

— Дай поесть-то, — по-свойски сказал он.

— А кто ты такой, чтоб тебя кормить? — с гордостью ответила она.

— Ну, хотя бы старый знакомый.

— Ой, у меня, может, старых знакомых не один десяток. Так что ж, прикажешь мне их всех кормить, так что ли? Рассмешил.

— Ну, а если я тебе заплачу, накормишь ?

— Заплатишь? — не ожидала такого поворота Петровна. — А что, одной мне, пожалуй, всё не съесть, уж лучше я тебе продам, чем выбрасывать за так. Только цены будут ресторанные. Я не хуже их готовлю.

— Ресторанные, так ресторанные. Наливай, только побыстрей, а то время идет.

— А, что это вы мне тыкаете, гражданин ?

— Да, ладно, совсем уж разошлась, — сказал Семёныч, быстро уплетая суп, который почему-то показался намного вкуснее, чем раньше, может, потому, что заплатил за него.

Так он и приходил каждый день домой обедать и платил, как в ресторане.

И ему было хорошо — не надо возиться с этими продуктами, кастрюлями.

И ей хорошо — всё лишние денежки.

А готовить всё равно надо, что для одной, что для двоих — какая разница.

Кроме обеда, он пользовался кухней-рестораном на дому и утром, и вечером.

Благо деньги водились...

Петровну всё дальше увлекала идея домашнего ресторана.

Она специально сходила в единственный ресторан в их небольшом городке. Посмотрела, как оформлены столы, написано меню, как подают, во что одеты официантки.

В общем, запомнила всё, что могла.

Однажды Семёныч пришёл домой и застыл у дверей на кухню.

На столе белая скатерть, ваза с цветами, около тарелки лежат салфетка и ещё какая-то бумажка.

Он подошёл к столу, взял бумажку и прочитал: «Меню».

— Тьфу, ты, ну выдумала бабка.

Однако прочитал его, и на последней строчке взгляд остановился: водка -100 грамм — 40 рублей.

— Что будем кушать? — спросила Петровна, войдя на кухню.

Семёныч поднял глаза и слегка оторопел, не узнав своей жены.

Нарядное платье облегало откуда-то взявшуюся фигуру, поверх был надет аккуратный белый фартук, волосы убраны в «причёску».

А главное, лицо её озаряла улыбка.

— Мне, пожалуйста, всё самое дорогое и, пожалуй, водки 100 граммов, нет 200 граммов.

Но Петровна долго не могла выдержать своей новой роли.

— Ага! — обрадовалась она,— значит, всё-таки не бросил, а я уж подумала: неужели образумился, дай, думаю, проверю.

— Проверю. Эх ты! Опять за своё — начинаешь заводиться. А я, может быть, с тобой на брудершафт хотел .

— Ой, стала бы я с тобой на брудершафт пить. Больше мне делать нечего.

А самой почему-то стало немного жаль Семёныча.

Как-то раз Семёныч пришёл домой, но на кухне его никто не встречал.

Петровна приболела.

Вечером она говорит:

— Хоть бы поясницу натёр.

— За деньги, пожалуйста.

— О, изверг. Ладно заплачу. На, помажь.

— А что это вы меня на «ты» называете, гражданка?

— Смеёшься?

Так они и жили.

По объявлению о размене квартиры никто не обращался.

Вечерами они смотрели телевизор, а на ночь расходились по своим комнатам.

Однажды длинным зимним вечером они сидели и играли в карты.

Семёныч говорит:

— Послушайте, Петровна, а что это вы всё одна да одна?

— А вам, Семёныч, не скучно — всё один да один?

— Да, скучновато немного.

— Да и мне, вроде, как тоже немного скучновато.

— Слушай, Петровна, а выходи ты за меня замуж.

— А что, надо подумать, — кокетливо ответила она...

Беломора не было, поэтому он купил сигареты «Друг»...

Дюже гневает, когда тебе смеют дерзить в переписке и коментах, а у тебя нет опции – «КАЗНИТЬ»

Я на почте стою в очереди. Жду, когда на электронном табло зажжётся мой номер, и я смогу в указанном окошечке отправить своё Атмосфера на почте — ругачая, тяжелая. В каждом окне локальные мини-конфликты. 

У кого-то потерялась посылка, кто-то грубит сотруднице, и она пытается выстроить границы, но получается, что только подкидывает дров в пекло недовольства, кто-то собирает пазл картонной посылки, она распадается, человек психует и матерится. 

Повсеместный стресс ощущается физически, он замешан в воздухе и делает этот воздух тягучим, как кисель, и сложным для беспечного дыхания. 

Был февраль 2020, уже случился в мире эпидемиологический коллапс, страны одна за другой закрывали границы, объявляли карантин, люди понимали, что надвигается беда, которая срикошетит своими последствиями в каждый дом, в каждую семью. Страх прорывался в эфир повышенной концентрацией злости и раздражения. 

В каждом окошечке бунт. А на самом деле бунт не в окошечках, а внутри. Внутри каждого человека. Просто он не виден невооруженным взглядом, только всполохи его рвутся наружу вот такими вот колючими монологами. 

Мне хотелось быстрее отправить посылку и уйти. Невыносимо в этом эпицентре полыхающей злости находиться. 

Я понимаю, что люди такие раздраженные не от счастья и спокойствия за завтрашний день, а от того, что они бьются-бьются за это счастье, а оно так и не наступает. А потом приходит кризис и обнуляет даже тот путь, что уже пройден, как бы возвращает человека на старт. Какая уж тут радость. 

Вдруг на почту вбегает плачущая девушка и бросается к третьему окошку. Там занято, какой-то мужчина получает посылку, но девушка его будто не замечает: 

— Вы продали мне пустую коробку! — рыдает она. — Там нет вертолета!!! Я ребенку купила, мы дома открыли, а там пусто! Ребенок рыдает, еле успокоила. Вот он заснул, а я сюда… Поменяйте быстрее, а то он один дома остался, соседка присматривает... 

У нее в руках коробка из-под игрушечного вертолета. С недавних пор на почте продаются игрушки, на стеллажах прямо в зале стоят грузовички, самолеты, корабли в пластмассовых коробках. 

Они легкие по весу, видимо, девушка купила вертолет, решив, что он очень легкий, и не осознав, что его в коробке просто нет. 

Сотрудница в окошечке расстроенно поясняет: 

— Я не могу просто поменять, простите. У каждой коробки свой штрихкод. Если я поменяю, это я как бы за свой счет куплю вам новый, и вычтут из моей зарплаты, а она и так крошечная… Можно написать заявление... 

— Какое заявление??? Я за 700 рублей купила у вас пустую коробку, расстроила ребенка, довела до слез, прошу вас вернуть мне игрушку! — девушку трясет от негодования. 

— Наверное, кто-то из посетителей просто взял и украл игрушку, — сочувственно говорит сотрудница почты. — Стеллажи стоят в зале, в зоне доступа. Надо смотреть камеры… Мне очень жаль, но давайте оформим... 

— У меня ребенок дома один! Что мы оформим??? — рыдает девушка. — Отдайте вертолет... 

— Простите, — женщина в окошечке готова помочь, но в рамках своих компетенций. — Мне жаль, что так случилось, что кто-то украл... 

— Да мне плевать, кто украл! Что мне ребенку сказать??? Получается, что вы не можете обеспечить безопасность, а виноват мой сын? Я одна его ращу, я эти деньги месяц копила, а теперь он остался без игрушки... 

Девушка — воплощенное отчаяние. Плачет так искренне, будто это она осталась без вертолета. Я чувствую ее материнскую боль каждой клеточкой. 

Я видела ее пару раз на детских площадках с сыном. Он у нее шаловливый, вихрастый мальчуган, непоседа, как любой мальчишка в 4 годика. Её смысл жизни, ее радость. Она на многое готова ради его улыбки. 

И вот на деньги, которых, в принципе, нет, на последние, она покупает вертолет. Не просто вертолет, а порцию радости для сына, растянутую во времени. Он будет «летать» с этим вертолетом по квартире и ликовать своим детским восторгом, а она будет греться об его радость и зажигаться об неё, не жалея ни об одном рубле. 

Но вместо вертолета ее сын получает пустую коробку. Это не честно. Ему четыре года, он пока должен быть защищен от таких жизненных подстав. 

Ее брак оказался пустой коробкой из-под счастья. На коробке была нарисована счастливая семья и дом — полная чаша. А на деле — внутри пусто. 

И теперь она одна тянет сына, без помощи и без поддержки, и нет того места, где можно написать заявление на возврат. На возврат потерянного времени и выплаканных слёз. 

Но сама она взрослая женщина, и взрослым людям такие ситуации посланы для опыта. А малышам? Вот ее сыну за что пустая коробка? 

Я выхожу из очереди и иду к стеллажу. Туда, где стоят игрушки, машинки. Я ищу вертолет. Такой же, как у нее в руках. 

— А есть такой же вертолет? — спрашиваю я у женщины в окошечке. — Мне очень надо купить. 

— Нет, только то, что на витрине... 

— Девушка, — я обращаюсь к плачущей маме. — А кроме вертолета, что вашему пареньку нравится? Я хочу ему подарить. Вот паровоз. Самолет. Грузовик. Лодка. Что? 

— Нет, что Вы! — пугается девушка. — Вы здесь причем? 

— Я не причём. Просто хочу подарить ребенку подарок. Не вам, а вашему сыну. Не отказывайте мне в этом удовольствии. Ну же, смелее, что берем? А то проснется, а мамы нет... 

— Наверно, самолет, — девушка вытирает слёзы тыльной стороной ладони. 

— Отлично, можно я без очереди куплю самолёт? — спрашиваю я и мне уступают место у всех (всех!) окошечек! 

Мужчина с посылкой в третьем окне вдруг спохватился: 

— А мне тогда грузовик! Давно хотел такой грузовик! Как зовут вашего сына? 

— Славик. 

— Я давно хотел вот такой грузовик Славику. 

— Да что вы, я не могу так...- заплаканная мама недоверчиво крутит головой. 

— Можете. Как компенсация за то, что вертолет стал самолетом — грузовик в нагрузку. 

— А мы возьмем тогда поезд, — мама с двумя подростками решительно берет с полки поезд. 

— А с меня лодка! — говорит женщина в ярком шарфе. 

— А мне дорого игрушки, я крекеры для Славика возьму, — говорит милая, улыбчивая бабушка... 

В третье окошечко очередь. Целая очередь людей, которые остаются людьми даже в кризис. В кризис это сложнее. Потому что страшнее за свое завтра. И неизвестно, можешь ли ты позволить себе щедрость. Но смысл щедрости не в кошельке, а в том, что это встроенная функция души. Она не гаснет в беде, а разгорается еще ярче. 

Через пять минут мама Славика опять рыдает. У нее в руках все виды игрушечного транспорта, крекеры и варенье. Это другие слёзы, какие-то нежные, недоверчивые… Она похожа на маленькую девочку, которой только что вернули счастье. 

Я представляю, как проснется маленький Славик и увидит это богатство. И ненадолго станет самым счастливым человеком на свете. А, может, надолго. А, может, навсегда. И его мама тоже научится быть счастливой. И поймет, что ее коробка семьи полна любовью до краев! 

Люди придумали измерять богатство денежными знаками, и очень боятся потерять свои кошельки. Но богатство — оно же так многогранно! Если вам есть кого любить, если вы для кого-то душевный витамин, если сердце ваше полно добротой, если семья рядом, если есть хоть один адресат, кто ждет от вас весточки — вы очень-очень богатый человек, и ни один кризис вам не страшен. 

Мы проводили заплаканную счастьем маму Славика и снова рассредоточились по залу ждать своей очереди. Но в атмосфере зала что-то неуловимо изменилось. В каждом окошечке люди улыбались друг другу. 

— Вот и нашлась ваша посылка! 

— Там внутри конфеты, я сейчас вас угощу... 

— Спасибо за оперативность... 

Я стою и улыбаюсь. И не тороплюсь уходить. Я будто купаюсь в человечности, и мне нравится это море. Море, которое живет в каждом из нас, и очень волнуется, когда мы об этом забываем... 

Автор: Ольга Савельева

Давно, когда деревья были уже маленькими, но казались зеленее, мне было чуть за двадцать. Я была мудрой бабой, давала качественные советы, верила в женскую дружбу, пищевые волокна, и любовь навсегда. 

Нас было несколько подруг, и все, кроме одной, замужем. Назовём ее Гуля, потому что потому. 

Гуля была сложновыдаваемой — ее не сильно хотели брать, потому что она была навязчиво, и даже бесперспективно красива. Всегда, даже алкогольно вхлам, обгоревшая на солнце, спящая в палатке, обёрнутая в надувную лодку. 

Мужики приходили посмотреть на нее, проверить уровень идеальности, и надеялись найти хоть один изъян. Не находили, боялись уровня ответственности за совершенную красоту, и уходили. 

Гуля страдала: стеснялась готовить манты и кыстыбый, училась делать фрикасэ, шпагат, помпушки с творогом, но становилась только лучше. 

В один прекрасно — осенний вечер Гуля объявила экстренный сбор по форме один. 

Несколько нас, в полном составе прибежали к Гуле. Гуля плакала. Мы уважительно молчали. 

Гуля сказала, что ее полюбил мужчина, и она вроде тоже, но это не точно. Но если полюбил, надо брать, а то когда еще так повезёт. 

Он купил две горящих путёвки в Турцию, чтобы по горячим следам дать ей ощущение заботы и горячей любви. 

Путёвки горели сильно. Был обед, у нас дома на плите горели макароны и каклеты для мужей. 

Билеты были на пять ноль ноль завтрашнего утра. 

Мы сказали: не ссы, Гульнара, все уедут! Мы бежали домой выключить газ, раздать детей, и вернуться с мартини и коньяком. Мужья, когда узнали причину, дали ещё поллитра самогона, перекрестили, и сели смотреть футбол. 

Мы должны были проводить подругу в новую каклетно — макаронную жизнь. 

Начали, как правило, с советов под вермут, потому что замужем очень много подводных камней и послеродовые растяжки на ягодицах. 

Потом караоке под коньяк, упражнения для пресса, бабьи слёзы о тяжелой двадцатидвухлетней судьбе, коленно — локтевая поза для последнего триместра беременности, и был самогон… 

Наш космический корабль терпит крушение, война машин должна поглотить всё живое, вход ломают терминаторы, и орут голосом Меладзе: — красииииво, ты вошла в мою грешную жиииизнь. 

Я открыла глаза. Половина группы поддержки спала на диване с микрофоном в руках, вторая половина на кровати. Я спала в кресле. В дверь стучали, стучали битой, не меньше. Гули не было… 

Открыла дверь. Ворвался мужик, в ботинках побежал в квартиру, кричал Гулю… Местами даже плакал. 

Дверь в ванную была закрыта изнутри. Выключили музыку. В ванной храпело нечто. 

Мужик вырвал задвижку, и мы обнаружили на полу, укутанную в шторку для ванной, Гулю. Гуля спала как младенец, и храпела, как трактор «Беларусь» в горе. 

Мужик очень нежно вынес ее из ванной, возложил на постель, стёр с ног лежавшими рядом, новыми чулками, в которых она планировала быть сексуальной, гель для бритья, и побежал варить кофе. 

Гуля не просыпалась. 

Я подняла боевых подруг, и начали собирать багаж. 

Мы надели на Гулю самый нарядный сарафан, босоножки, бейсболку, дали мужику в руки ее документы и багаж. Мужик нес Гулю на плече, как варвар добычу, пешком, с пятого этажа. Сильно за полночь. Соседская бабушка успокоилась, когда мужик с Гулей на плече, на вопрос «Куда вы ее», ответил «Отдыхать». 

Старушка со словами «Дай Бох, Дай Бох, давно ей туда пора», закрыла двери. 

Мы закрыли квартиру, перекрестили зад машины. До порта — два с половиной часа езды. До окончания регистрации — три часа. Бох нужен был им как никогда. 

Гуля написала смс. На следующий день. В смс она орала. 

Гуля улетела в босоножках 39 размера на ногу 36 го, в домашнем сарафане её мамы, с гетрами с начёсом в багаже, и мамиными таблетками от ревматизма с ишиасом. Камфорный спирт пролился, и она две недели пахла больными коленями. 

У нее не было шансов остаться незамужней. 

Гуля вышла замуж, у нее двое детей. По выходным у них аутентичный кыстыбый на расписных синих тарелках, крепкий чай с молоком, хворост, густо посыпаный сахарной пудрой, и любовь. 

Она до сих пор не помнит каким образом оказалась в автобусе, на подъезде к отелю. 

А ее муж говорит, что по настоящему полюбил ее именно тогда, когда увидел спящей на полу, обернутую в шторку для ванной. 

Странные они, мужики. 

© Н Брынских

Чем больше зависимость друг от друга,

тем больше шансов договориться …😌

Люди, погрязшие в грехе и разврате, пропавшие в соцсетях, особенно на чужих страницах, помните: через две недели в школу… соберите детей!

Отдохнувшая, загорелая… Сегодня померила свой цветочный сарафан,

выгляжу, как клумба… на две сотки.🙄🤣👍🏻

Сказка на ночь. Жила — была девочка — огонь.

Вечно её хотели переделать или перевоспитать.

Но однажды её украл дракон. И ему всё в ней

нравилось: и как зажигает, и как горит и как

дымит. 

Мораль: если вы кого-то не устраиваете — это не ваши проблемы. 

И не ваш персонаж.

А я хочу пожалеть мужчин, да, да и закидывайте меня потом тапками! Последним день на море, пошла попращяться так сказать, кинуть монетку, иду ножками перебираю и вижу вновь прибывших на отдых три нимфы, две вроде поскромнее только лямочки спустили, а вот третья явно приехала на курорт, лифа нет вообще и на треугольнике лежит платочком сложенные плавки, тоесть конкретно хочет загореть, ВСЯ.Ну каждый отдыхает как хочет, но вот мужчины? Наблюдаю, мальчишки лежавшие поодаль стали скоренько собираться, ну может уже накупались не знаю? Мужчины которые приехали со «своим самоваром», начали подгонять своих избранниц, слышу: Люся давай быстрее, ну что ты копаешься? Шевелись уже! Люся в попыхах даже очки забыла.А они мои соседи по домику и я ей потом вечером занесла их Люся сидела, как будто она два поля перепахала, а он ее все куда то звал? Но я не об этом.Мне вот интересно с какой целью эти дамы так раскарячиваются в позе лягушки, на что расчет? Что некий чел муж полу  выскочит из брездны волн и накроет её?                            Почему то именно в этот момент я вспомнила своего друга, который приезжает из Финки раз в две недели.И рассказывает пошел он парихмахерскую, а там девчушка такая хорошенькая, молоденькая, фигуристая, крутиться вокруг щебечет, ну я говорит и увлекся да так сильно, сижу уже юлозю по креслу, типо да ладно уже хорошо, и так соидет, а сам красный, аж вспотел, так неловко, и остановить эту реакцию не могу, это как у женщин климакс не знаешь когда долбанет и кинет.Выбежал он от туда и зарок дал ходить постригаться только к мужчинам. Вот я и думаю пожалеть надо мужчин это пока он ухаживает, ходит за ней, все желание и терпение отпадет и отпуск заканчивается.Все таки им тоже тяжело! Вот я и думаю, что это мужики так не охотно на юга ездют, им бы лучше на рыбалку или на дачу!